В октябре администрация Джо Байдена ужесточила контроль за экспортом информационных технологий в Китай. Заявленная цель – «ограничение возможностей Китайской Народной Республики по приобретению и производству некоторых высокотехнологичных чипов, используемых в военных целях».
Сравнивая этот шаг с бойкотом Дональда Трампа против телефонного гиганта Huawei, многие аналитики видят качественный скачок в технологическом сдерживании Китая, подобный нефтяному эмбарго, которое США ввели против Японии в 1941 году.
Война чипов
Ссылка на ту часть истории, которая началась с нападения Японии на Перл-Харбор и вступления США во вторую мировую войну и закончилась атомной бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки в 1945 году, призвана драматизировать сегодняшнюю дуэль между Вашингтоном и Пекином. Впрочем, именно администрация Байдена повышает тон. Согласно заявлениям советника по национальной безопасности Джейка Салливана, контроль за экспортом чипов призван «принести конкурентам издержки и даже со временем снизить их боеспособность». Выделяя миллиардные субсидии в рамках Закона о чипах на национальное производство полупроводников, США планируют «инвестиции, превышающие реальную стоимость проекта “Манхэттен”». Салливан неслучайно выбрал в качестве мерила начинание, благодаря которому Соединённые Штаты первыми в мире получили ядерное оружие.
Историк Крис Миллер из бостонского Университета Тафтса, автор недавно вышедшей книги “Chip War”, даёт американскому шагу более сдержанную оценку. В декабрьском интервью Nikkei Миллер отвергает аналогию с нефтяным эмбарго в отношении Японии, поскольку на данный момент блокада США касается лишь около 2 % полупроводников, импортируемых Китаем. Обычные чипы, предназначенные для телефонов и компьютеров, не затронуты: «Обычный человек в Китае не увидит никакого влияния этих мер контроля ни в этом году, ни в следующем, ни в последующих». Кроме того, в отличие от ископаемых источников энергии, «в составе полупроводников очень мало того, что в одних странах есть в земле, а в других нет».
Специальные товары
В действительности эффективность торговой блокады сейчас весьма сомнительна даже в случае с энергоносителями, учитывая множественность источников и рынков в многополярном мире. Сегодня это демонстрирует пример России, чей экспорт нефти и газа, пострадавший от западных санкций после начала войны на Украине, нашёл других покупателей на мировом рынке. Однако верно и то, что энергетическое сырьё обладает некоторыми специфическими характеристиками и исторически имеет особый статус в мировой торговле. Объём невозобновляемых источников конечен и, главное, они очень неравномерно распределены географически. В конце концов, именно геология планеты делает необходимыми международные обмены, как отмечает специалист Тим Джослинг из Стэнфордского университета: «Природные ресурсы – в такой же степени являются одной из причин возникновения торговли, как и собственно товаром» (“The Oxford Handbook on the World Trade Organization”, 2012).
Производство, транспортировка и распределение энергии связаны с крупной стационарной инфраструктурой: нефтепроводами, регазификационными терминалами, электросетями и т. д. Это очень сложные системы, дополнительно усложняемые необходимостью хранения. Речь идёт об очень капиталоёмком секторе с высокой волатильностью цен, характеризующимся сильным присутствием государств и государственных субсидий, а также консорциумов и картелей, таких как “семь сестёр” и ОПЕК. Очевидно, что если нефтяные, угольные и газовые месторождения связаны со стратегическими интересами и вопросом национальной безопасности, то это непростая почва для применения свободного рыночного подхода.
Серая зона
«Одна из аномалий многосторонней торговой системы заключается в том, что в течение нескольких десятилетий она была в значительной степени отсоединена от мировой торговли энергоресурсами», – отмечает Крейг ВанГрасстек в своей институциональной истории ВТО. – «Это очень большое исключение, особенно после стремительного роста цен на энергоносители в 1970-х годах. Прошлая практика ГАТТ была примером неписаного, непризнанного, но тем не менее реального “джентльменского соглашения”, которое в значительной степени удерживало нефть вне системы».
Формально многосторонние правила применяются ко всем видам товаров, но, по словам ВанГрасстека, на практике торговля нефтью и газом является исключением по трём основным причинам. Первая заключается в том, что исторически сложилось так, что основные экспортёры энергоносителей не входили в число стран-основателей ГАТТ в 1947 году. Например, Венесуэла, Мексика, Катар и Эмираты вошли в систему только в 1980-х и 1990-х годах. Вступление Саудовской Аравии в ВТО датируется 2000-м, а России – 2012 годом. Вторая причина – «параллельный режим» торговли нефтью, в центре которого находится ОПЕК, основанная в 1960 году «на совершенно иной основе, чем ВТО, поскольку она ориентирована только на один вид товаров, представляет только производителей, и её главная цель – не свободная торговля для взаимной выгоды, а ограничение производства и торговли в интересах членов картеля». Третья причина заключается в том, что различные юридические исключения в договорах, такие как статья XXI, которая допускает исключения по соображениям национальной безопасности, «как правило, делают неоднозначной применимость правил ВТО к торговле энергоресурсами» (“The History and Future of the World Trade Organization”, 2013).
ОПЕК против МЭА
ВанГрасстек не упоминает, что с 1974 года Организации стран-экспортёров нефти (ОПЕК) противостоит картель нефтепотребляющих держав – Международное энергетическое агентство (МЭА). Создание МЭА стало ответом промышленно развитых держав на нефтяной кризис, вызванный войнами на Среднем Востоке и эмбарго ОПЕК. Быстрота этой реакции, согласно истории МЭА, написанной его бывшим функционером Ричардом Скоттом, стала возможной благодаря тому, что более развитые страны уже координировали свои действия через Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В этих рамках и даже в той же штаб-квартире в Париже и было создано новое энергетическое агентство (“The History of the International Energy Agency – The First 20 Years”, 1994).
Что касается идеологии глобализации, интересно отметить, что нефтяной сектор, который представляет собой количественно значительную и качественно ценную долю мировой торговли, де-факто остаётся исключённым из многосторонней системы и её правил, будучи разделённым на основе баланса сил между государствами, организованными в картели, такие как ОПЕК и МЭА. Последнее представляет собой одно из наиболее конкретных выражений ОЭСР, так называемого “клуба богатых стран” и предполагаемого оплота рыночной экономики. В триумфальные десятилетия либеристского цикла торговля энергоносителями – источником жизни мировой капиталистической экономики – оставалась объектом realpolitik держав, подтверждая наш анализ империалистического либеризма как неделимой комбинации единства и раскола.
Либеральные иллюзии
Ещё около 10 лет назад в дебатах учёных и международных чиновников было много тезисов о том, как ввести торговлю ископаемым топливом в многосторонние рамки. Под руководством француза Паскаля Лами (генерального директора с 2005-го по 2013 год) ВТО посвятила теме энергетики весь “World Trade Report” за 2010 год, дав ему подзаголовок “Trade in Natural Resources”. Однако её стремление к международному сотрудничеству сдерживалось признанием особых характеристик этого сектора. Тот же Лами во введении к докладу признал, что «слепое следование обычным рецептам большей торговой открытости может быть опасным».
В те годы усиление роли ВТО среди глав Дохийского раунда переговоров было навязано постепенной интеграцией в систему крупных производителей энергии. Как писал Лами в 2013 году: «Десятилетие назад только две из пяти крупнейших нефтедобывающих стран мира были членами ВТО. Сегодня единственная страна из десяти крупнейших производителей нефти, которая не входит в торговую организацию, – это Иран. Только двое из десяти крупнейших мировых производителей газа не являются членами ВТО; опять же, Иран – один, а другой – Алжир. Но и Иран, и Алжир хотят присоединиться, как и все другие важные страны-производители энергоносителей, которые остаются вне ВТО, включая Ирак, Ливию и Судан» (“The Geneva Consensus”, 2013).
Осторожное стремление Лами к международному энергетическому сотрудничеству в рамках ВТО кажется особенно нереалистичным именно сегодня, когда Дохийский раунд заброшен уже долгие годы, ВТО полупарализована односторонними действиями США, а поставки энергоносителей рассматриваются в качестве оружия в войне между Россией и Украиной.
Оружие и энергетическая карта
Либеристская идеология мечтает об открытом, регулируемом, прозрачном, предсказуемом мировом энергетическом рынке, но реальность капитализма и империалистического века – это кошмар картелей, кризисов и кровопролитных войн, достаточно задуматься о количестве насилия, сконцентрированного в последние десятилетия вокруг энергетической артерии Персидского залива. Наш марксистский анализ всегда отвергал упрощённую детерминистскую концепцию “нефтяных войн”, помещая энергетическую битву в рамки мирового империалистического противостояния. В соответствии с формулировкой Арриго Черветто, данной в 1979 году, речь идёт о конкуренции между империалистическими державами, «поскольку в экономических терминах говорить об энергии, означает обсуждать производительность»[1].
Вот как это резюмировано в предисловии к книге Николы Капеллуто “Energia e petrolio nella contesa imperialista”: «Мы помещаем энергетические ресурсы в рамки “глобального баланса” империалистических отношений и их двойственной природы отношений присвоения и раздела долей в глобальном общественном капитале, включая доходы от добычи полезных ископаемых и нефти, и отношений силы, в которых контроль за доступом к ресурсам – прямой, косвенный или потенциальный – означает обусловливание или запугивание соперничающих и восходящих держав, предложение или запрос прав партнёрства или кондоминиума, геополитические рычаги для переговоров или шантажа. Именно в этом двойном аспекте нефть, газ, уголь и атомная энергия являются “экономическим оружием” и “политическим оружием” в многополярной динамике империализма».
Это, как нам кажется, является решающей причиной огромного вакуума в правилах и практике ВТО в столь фундаментальном секторе: в ожесточённой борьбе за энергию и посредством энергии великие державы желают сохранять свободу рук.
Январь 2023 г.
[1] – Черветто А. Унитарный империализм. Т. 2. Киров: Марксистская наука, 2004. С. 596.
Leave a Reply