Хроники Шёлкового пути
Какими бы новыми ни казались сны сомнамбул империализма, им по-прежнему свойственно ходить во сне, а просыпаясь, вооружаться. Всекитайское собрание народных представителей одобрило увеличение военных расходов до 224 млрд долларов, то есть эти расходы вырастут быстрее, чем ВВП, но всё равно останутся ниже порога в 2 % ВВП, на который ориентируются некоторые течения, в том числе бывший редактор Global Times Ху Сицзинь. Именно потому, что происходит перевооружение в Европе и Азии, Пекин не хочет давать «однозначный сигнал внешнему миру [о]гонке вооружений». «Стратегическое хладнокровие» Дракона состоит в том, чтобы придерживаться собственных планов перевооружения.
Комментируя перевооружение Японии, Ху добавляет, что, если отвлечься от конкретных цифр, китайские конвенциональные силы должны будут «превысить совокупную военную мощь, которую Соединённые Штаты, Япония, Австралия и остров Тайвань смогут развернуть в западной части Тихого океана в будущем». Именно в этом направлении и продвигается китайский военно-промышленный комплекс. Лондонский Международный институт стратегических исследований (IISS) в своей ежегодной оценке “Military Balance” заявляет, что это нетривиальная задача. Так, у Китая 59 подводных лодок против 22 у Японии, 6 у Австралии и 4 у Тайваня, но Соединённые Штаты держат в регионе только около 10 из своих 67 подводных лодок.
Достижение Китаем превосходства в регионе зависит от квоты США на развёртывание войск в Азии, которая, в свою очередь, зависит от напряжённости на всех театрах военных действий. На практике китайское перевооружение и глобальные обязательства первой державы будут зависеть друг от друга, и появится что-то аналогичное плану адмирала Тирпица по противостоянию немецкого флота Великобритании более века назад. Если рассматривать авианосцы, десантные “квазиавианосцы” и вертолётоносцы, то нынешнее превосходство Китая над ВМС Японии, Австралии и Тайваня вместе взятых составляет 12 к 10, но показатель американцев на всём мировом театре составляет 40 единиц. Если мы примем во внимание аналогичные данные по крейсерам (3, 4, 24), эсминцам (36, 42, 68) и фрегатам (45, 36, 21), то получим перспективу как обширного китайского плана перевооружения ВМФ, так и вооружённых переговоров с другими державами, начиная с Японии. По мнению Ху Сицзиня, поскольку военное преимущество Китая перед Японией «носит системный характер», Пекину неудобно обращаться с Токио как с «неизбежным врагом».
Региональное перевооружение и мировая держава
Принимая за основу потенциальное развёртывание сил других держав, Ху, по-видимому, склоняется к линии two-power standard, разработанной во второй половине XIX-го века Великобританией против Франции и России и ставшей неустойчивой в XX-м веке с утверждением Германии и Америки и перевооружением Японии. По мнению Пола Кеннеди, этот рецепт флота, равного сумме флотов двух главных преследователей, был инструментом Англии по управлению своим долговременным упадком, поэтому Лондон сделал выбор в пользу признания де-факто первенства США в Америке и соглашения с Японией в Азии, приняв вызов Германии в Европе. План Тирпица предполагал флот, столь сильный в Северном море, чтобы заставить Лондон пойти на уступки в глобальных сферах влияния, то есть именно региональное превосходство для глобальных переговоров, в расчёте, что Королевский флот не сможет противостоять Германии, не обнажив океанские просторы, что вместо этого начал делать Лондон.
Господство Японии в период между войнами 1895 и 1905 годов, если основываться на его описании американскими историками Марком Питти и Дэвидом Эвансом в их истории японского флота с 1887 по 1941 год “Kaigun”, стоит оценивать по тому же критерию. По мнению контр-адмирала Ямамото, Императорский флот должен был принимать во внимание не только Россию, но и гипотетическую «морскую коалицию двух держав». План «шесть – шесть» 1896 года предусматривал строительство примерно за десять лет 6 линкоров и 6 крейсеров, призванных компенсировать силы, которые Великобритания могла развернуть в Азии с помощью второй державы – Франции или Германии.
Подобно английскому two-power standard, план Ямамото также исходи из «способностей, а не намерений» держав, но не отрывался и от соображений баланса сил. В 1902 году соглашение с Лондоном сместило акцент на Россию; в 1907 году, после поражения русских, Токио обратил внимание на потенциальную угрозу со стороны США, которые в 1898 году вступили в войну с Испанией в Азии, где президент Теодор Рузвельт имел амбициозные военно-морские планы. Адмирал Сато считал, что Страна восходящего солнца должна принять standard, позволяющий противостоять 70 % американского флота, отсюда и план «восемь – восемь». В развернувшихся в Токио спорах о расходах Вашингтон стал для военно-морской фракции «врагом, позволяющим раздувать бюджет», и эта концепция аналогична китайскому pacing challenge – вызову, который сегодня “задаёт темп” действиям Пентагона в соответствии с последней Стратегией национальной обороны.
ХХ век предоставит огромную выборку возможностей, намерений и результатов военных и мирных форм раздела мира, переплетения “двух рук” сцепившихся между собой держав. Сегодня Пекин планирует построить «шесть авианосцев» до 2035 года и пока придерживает своих Тирпицев и Ямамото, выдвигая на первый план Каутских – теоретиков инклюзивного раздела, социал-империализма с китайской спецификой.
“12 пунктов” Ван И
Китай обнародовал свою Инициативу в сфере глобальной безопасности (GSI), сопровождающую заявление из 12 пунктов по украинской войне, и документ Министерства иностранных дел против «американской гегемонии». Концептуальные рамки китайского посредничества на Украине в основном уже были озвучены в прошлогоднем беспрецедентном предложении европейскому империализму, о котором мы писали в апреле 2022 года в статье “Выверенный нейтралитет Пекина в первой войне «Новой эры»”. Двумя основополагающими концепциями Китая являются, с одной стороны, защита «суверенитета, независимости и территориальной целостности всех стран», в том числе и в украинском и тайваньском кейсах, а с другой – «сбалансированная архитектура европейской безопасности», в рамках которой «законные интересы и заботы о безопасности всех стран воспринимаются всерьёз».
Они предполагают реалистичные переговоры с Россией, на которые рассчитывали Париж и Берлин перед войной. Пекин выступает против ядерной угрозы со стороны Москвы и односторонних санкций Запада. Наконец, возражение против политического использования глобальных производственных цепочек отсылает к linkage (связи, вынуждающей вести переговоры) с США с их “Chips Act” и Европе с её тактикой технологического отрицания. Бывший министр иностранных дел, а ныне глава канцелярии комиссии по иностранным делам ЦК КПК Ван И считает, что право решающего голоса имеют Китай и Европа, так как их подходы соответствуют характеру цикла: «Если обе стороны выберут диалог и сотрудничество, блокового противостояния не возникнет; если обе стороны выберут мир и стабильность, новая холодная война не разразится».
Старший полковник в отставке и бывший глава канцелярии по международному военному сотрудничеству Центрального военного совета КНР, а ныне старший научный сотрудник Центра международной безопасности и стратегии Университета Цинхуа Чжоу Бо считает, что нет необходимости в том, чтобы “12 пунктов” получили немедленное признание, потому что Китай уже утвердил себя среди держав: даже если вес Дракона не проявится здесь и сейчас, то Европа рано или поздно признает его, как это было в случае с переговорами по иранской ядерной программе в регионе Персидского залива.
Неделимая безопасность и неожиданность в регионе Персидского залива
Инициативой в сфере глобальной безопасности Китай подтверждает свою доктрину «мирного восхождения», но предупреждает, что «глобальная безопасность невозможна без безопасности Китая». Понятию «неделимое сообщество безопасности» противопоставляется «абсолютная» и «исключительная» безопасность старых держав, обвиняемых в захвате «очагов региональной безопасности» и разжигании «локальных конфликтов и неурядиц» в их противостоянии и попытках сдерживания утверждения новых конкурентов. Новый китайский империализм стоит на защите «суверенитета и территориальной целостности» от вмешательства старого порядка, вплоть до продвижения «коллективной безопасности» Среднего Востока, «площадки для многостороннего диалога» в регионе Персидского залива, защиты «глобальной продовольственной и энергетической безопасности», а также поставок и транспортировки зерна, газа и нефти. Это вопросы, которые по самому своему характеру предполагают множество возможных комбинаций отношений крупных держав – от взаимопонимания до конфронтации.
Недавнее соглашение о возобновлении дипломатических отношений между Ираном и Саудовской Аравией, подписанное в Пекине, знаменует собой крупный шаг, поскольку потенциальный запуск китайской “двойной опоры” в Персидском заливе объективно подрывает американскую Доктрину Картера, в соответствии с которой США осуществляют одностороннюю гарантию «энергетических открытых дверей» против любой державы или коалиции враждебных держав. С другой стороны, первый практический шаг GSI, касающийся энергетической артерии, содержит, пусть и «неохотное», но всё же предложение сотрудничества всем державам, «в том числе и Соединённым Штатам», уточняет Global Times.
“Риски” гегемонии других
Китайское предложение “открытых дверей” на “развивающихся рынках” также содержит притязание на собственную империалистическую проекцию – Шёлковый путь, отличную от старых методов империализма, и в этом смысле оно перекликается с некоторыми чертами утверждения США в качестве колониальной державы на рубеже XIX–XX веков, а также с “политикой открытых дверей” в Китае и его претензией на защиту своей территориальной целостности от европейского и японского колониализма. Ирония неравномерного империалистического развития заключается в том, что сегодня сам Китай ставит «гегемонистскую пьесу» первой державы в стиле “Американская гегемония и её риски”.
Доктрина Монро 1823 года «провозглашала “Америку для американцев”, но означала “Америку для Соединённых Штатов”», – говорит Пекин; с 1776 года США «истребляли индейцев, вторгались в Канаду, вели войну с Мексикой, спровоцировали испано-американскую войну и аннексировали Гавайи»; после второй мировой войны настала очередь Кореи, Вьетнама, Персидского залива, Косово, Афганистана, Ирака, Ливии, Сирии; США устраивают “цветные революции”, разжигают региональные конфликты и развязывают войны за демократию; военные расходы США «превышают сумму 15 военных бюджетов следующих за ними стран»; Соединённые Штаты вели войны или были вовлечены в военные конфликты почти со всеми странами, признанными ООН. Среди инструментов «экономической гегемонии» упоминается МВФ: «[…]для уменьшения препятствий притоку американского капитала и спекуляции» страны-получатели “помощи” фонда должны были открыть свои финансовые рынки; «1.550 программ сокращения долга, предоставленных МВФ 131 стране с 1985 по 2014 год, были связаны с 55.465 политическими условиями».
Обличение частных форм раздела при полном забвении его общего для всех держав содержания как раз и было чертой каутскианства – немецкого и интернационального варианта социал-империализма. Мутировавшая в новое вооружённое каутскианство китайского толка, эта концепция желает противопоставить себя старым методам империализма, но не отказывается и от канонерок, в том числе в качестве переговорного оружия.
Март 2023 г.
Leave a Reply