Двадцать лет назад, когда американские ракеты начали наносить удары по Багдаду, мы оценивали, что целью «войны по выбору», развязанной Джорджем Бушем в Ираке, было «время»: «Вашингтон убедил себя, что тенденции, действующие в политическом и экономическом плане, в будущем не будут ему благоприятствовать, поэтому он выбрал игру на опережение по отношению ко времени своего относительного упадка. Речь, прежде всего, идёт о том, чтобы поставить условия Европе и Китаю, которые изменяют сейчас мировой баланс сил между державами: Европа, структурируя свою политическую силу, Китай, утверждаясь в качестве промышленного гиганта и реализуя в военно-политическом плане эту возросшую силу. Или, думают в Вашингтоне, Соединённые Штаты начнут действовать сегодня, пытаясь обусловить эти изменения, или завтра им придётся ощутить на себе эти изменения, направляемые увеличившейся и, возможно, комбинированной мощью Китая и Европы».
Именно эта война заставила нас сделать вывод, что открылась новая стратегическая фаза. До 1990-х годов оставалось верным, что – на уровне глобальных отношений унитарного империализма – кризисы старых областей находили решение и стратегическое пространство в длительном развитии новых областей. Это было в конечном итоге основой “Тезисов” 1957 года. Но теперь, когда в новых областях появлялись новые державы, способные потребовать пересмотра порядка, в первую очередь Китай, открывалась новая фаза. Тот факт, что Вашингтон счёл необходимым вступить в войну для защиты своего глобального превосходства, подтверждая свою хватку над энергетической артерией Персидского залива, ознаменовывал этот переломный момент.
Координаты этих размышлений мы находим в книге “L’Europa e la guerra” (“Европа и война”). То, что намерения Вашингтона – «политическая война» с целью повлиять на глобальный баланс сил, – были таковы, можно было понять из документа о «стратегии национальной безопасности», распространённого несколькими месяцами ранее, в ходе американской и трансатлантической дискуссии, подготовившей военную интервенцию. В нём США заявляли, что «осознают возможность возвращения к старым традициям соперничества между великими державами», то есть видят появление новых соперников. Утечка, опубликованная New York Times, давала подлинную интерпретацию того, что в пропаганде подготовки к войне было представлено как простая «превентивная война» против терроризма: «Президент не намерен позволить какой-либо иностранной державе преодолеть огромное преимущество, полученное Соединёнными Штатами после краха СССР более десяти лет назад. Наши вооруженные силы будут достаточно сильны, чтобы удержать потенциальных противников от проведения политики перевооружения в надежде превзойти или сравняться с мощью США».
Более структурированные мысли были изложены двумя годами ранее Генри Киссинджером в его “дидактическом” тексте для кандидатов в президенты “Нужна ли Америке внешняя политика?”. Соединённые Штаты принимали участие в двух мировых войнах на Старом континенте «с целью недопущения доминирования в Европе потенциального противника»; на Востоке они вели три войны: против Японии, в Корее и во Вьетнаме – «чтобы отстоять аналогичный принцип в Азии».
«Враждебный азиатский блок, объединяющий самые многонаселенные страны мира и обширные ресурсы, имеющие самых трудолюбивых людей, вступит в противоречие с американскими национальными интересами. По этой причине Америка должна сохранять присутствие в Азии, а её геополитической целью должно оставаться недопущение сращивания Азии в недружественный блок (который, вероятнее всего, может сложиться под патронажем одной из крупных держав). Отношение Америки к Азии сравнимо с отношением Великобритании к Европе на протяжении четырёх столетий».
В целом, можно отметить, что США не проявили стратегического терпения для непрерывной реализации военно-политического плана, лежавшего в основе войны в Ираке, но цель предотвращения создания враждебного азиатского блока осталась стержнем их азиатско-тихоокеанского направления.
Два десятилетия неравномерного развития новой стратегической фазы имели, однако, важные последствия. Пекин приумножил свою экономическую, политическую и военную мощь. Ретренчмент Барака Обамы и непоследовательное поведение Дональда Трампа сделали политику США на Среднем Востоке неопределённой. Конфликт в Ираке перерос в сирийский, в сочетании с террористическим повстанческим движением, подпитываемым крахом Ирака, и раскручиванием арабской весны, вызванной глобальным кризисом 2008 года. Сегодня посредничество Китая в отношениях между Ираном и Саудовской Аравией, возможно, знаменует поворотный момент в этой беспокойной двадцатилетней войне, и, безусловно, демонстрирует новое империалистическое влияние Пекина на энергетическую артерию Персидского залива. В долгосрочной перспективе противостояния американская дилемма о возникновении враждебного азиатского блока не только никуда не исчезает, но и увеличивается в масштабах. И именно признаки потенциального единства в региональном умиротворении демонстрируют, в возрастании китайского влияния, ход движения раскола.
(продолжение на стр. 2)
Апрель 2023 г.