По мнению специалистки по Среднему Востоку из лондонского Международного института стратегических исследований Кэмил Лонс, пекинские соглашения от 10 марта между Саудовской Аравией и Ираном следует рассматривать как желание саудитов «послать сообщение Вашингтону», и неслучайно, что подписание документов состоялось всего за несколько дней до двадцатой годовщины начала войны в Ираке в 2003 году. Соглашения – это «поиск страховки» на случай, если США более не предоставят «достаточных гарантий» Эр-Рияду. Тегеран, со своей стороны, ещё не оставил надежду вернуть США и другие державы за стол переговоров по ядерному досье.
Согласно мнению японской Nikkei, китайский дипломатический удар указывает на «упадок западного влияния в одном из наиболее нестабильных регионов мира», тогда как Пекин придерживается «стратегического и последовательного подхода» к региону, в отличие от испытывающей колебания Америки. Чтобы избежать «худшего стратегического сценария», а именно «конкуренции с Китаем за умиротворение Среднего Востока», партнёры США, такие как ЕС и Япония, могут оказаться вынуждены «помогать заполнять вакуум» лидерства, оставленный американцами.
Тревожный звонок из Токио и китайская стратегическая последовательность свидетельствуют, что гарантия безопасности для энергетической артерии Персидского залива является вопросом первостепенного интереса для азиатских держав. В комментарии Kompas, наиболее читаемого индонезийского издания, договор о нормализации дипломатических отношений между двумя соперничающими державами Персидского залива называют «новой геополитической главой» и «исторической вехой», которая может способствовать ослаблению региональной напряжённости. Если учесть, что Индонезия – крупнейшая мусульманская страна в мире, но со множеством этноконфессиональных меньшинств, то вероятно, что на оценку оказывают влияние религиозные отношения с Эр-Риядом и Тегераном.
Последствия для региона
По словам корреспондента Le Figaro по Среднему Востоку Жоржа Мальбрюно, «секретные положения» пекинского договора предполагают взаимные шаги по сокращению поддержки собственных прокси-партнёров. С одной стороны, речь идёт об ограничении поддержки присутствующей в Ираке Организации моджахедов иранского народа и суннитских группировок в иранском Белуджистане, активно действовавших во время социальных протестов против режима в Тегеране, а с другой – о сокращении военных поставок хуситам-шиитам в Йемене и давлении на иракских ополченцев, чтобы те отказались от атак против нефтяной инфраструктуры саудитов, вроде тех, что были в 2019 году.
В Йемене, пожалуй, Эр-Рияд будет искать политическое решение для заморозки военного кризиса. По мнению Le Monde, монархия фактически признала победу хуситов и теперь ищет способ выпутаться из начавшегося в 2015 году конфликта, «сохранив лицо». На взгляд ряда обозревателей, Йемен может стать «жертвенным бараном» в уплату сближения саудитов и иранцев и оказаться де-факто разделённым на три части: север будет под контролем хуситов, а юго-запад – поделён на сферы влияния Саудовской Аравии и Объединённых Арабских Эмиратов. Как пишет полуофициальный печатный орган королевства Asharq al-Awsat, именно динамика йеменского вопроса станет мерой успеха соглашений.
По мнению многих французских дипломатов, крупными бенефициарами станут режим Башара Асада в Дамаске, Саудовская Аравия и ОАЭ, а также Египет, Тунис и Турция, которые работают над нормализацией дипломатических отношений – эта операция встречает весомую поддержку Москвы. В Бейруте пекинские соглашения могли бы открыть выход из политического тупика, который не даёт состояться выборам нового президента. Меньше внимания к себе привлекло – хотя является значительным событием – восстановление контактов между Турцией и Египтом на уровне министров иностранных дел 18 марта: турки признали интересы египтян в Киренаике, а египтяне – интересы турок в Восточном Средиземноморье.
“Саудовский приоритет” принца Салмана
Большинство аналитиков рассматривает соглашение в Персидском заливе как перекалибровку внешней политики кронпринца Мохаммеда ибн Салмана. В 2015 году, когда начиналась интервенция в Йемен, принц оформил “доктрину Салмана”, цель которой состояла в завоевании военного превосходства Саудовской Аравии в рамках Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Предполагалось сдерживать распространение иранского влияния, в том числе через преследование ядерного статуса, чтобы уравновесить Тегеран, «потенциальную ядерную державу». “Доктрина Салмана” содержала в себе также намерение увеличить «стратегическую автономию» от Вашингтона, традиционного гаранта безопасности для Эр-Рияда. Третьим элементом было так называемое “Вѝдение – 2030” – программа модернизации страны с целью ответить на энергетический переход (см. “Большой Средний Восток”, СПб.: АНО «ЦМИ “Новый Прометей”», 2017).
Как пишет Le Monde, для успеха «модернизации сверху» готовящемуся стать королём Салману нужна относительная стабильность в ближнем зарубежье, которая сделает его страну привлекательной для иностранных инвестиций и туризма. Принц надеется возвести Саудовскую Аравию в десятку крупнейших экономик мира. Йеменская авантюра оказалась болотом для Эр-Рияда, который сегодня желает в первую очередь безопасности собственных границ, а они оказались уязвимыми для ракетной герильи хуситов, организованной по образу и подобию действий Хезболлы против Израиля. Так или иначе, королевство продолжает поиск стратегической автономии через многовекторность: сближается с Москвой и Пекином, подобно Ирану с ШОС; придерживается активного нейтралитета в украинском конфликте; утверждает «саудовское первенство» в определении квот на производство нефти в рамках ОПЕК+, где присутствует также и Россия, и при этом не отказывается от военной связи с Вашингтоном, хотя уже давно ведёт переговоры о покупке ракет средней дальности у Китая – это традиционный подход, восходящий к 80-м годам и ирано-иракской войне.
Согласно одному тезису Foreign Affairs, Эр-Рияд стремится к отношениям «близким, но в то же время независимым, с США, Китаем и Россией» и считает, что может «играть центральную роль балансира между Египтом, Ираном и Турцией, с которыми он восстанавливает отношения с целью защитить и консолидировать собственное региональное влияние». По мнению многих источников, разрядка в отношениях с Тегераном не исключает и возможную нормализацию с Израилем. Последний же, как считает Мальбрюно, на данный момент выглядит «главным проигравшим» пекинских соглашений.
Стратегическая неожиданность для Тель-Авива
Согласно источникам, близким к Моссаду (израильской внешней разведке), встречи в Пекине между саудовским и иранским министрами обороны и их ведомствами «прошли незамеченными всеми израильскими новостными агентствами». СМИ и аналитики рассматривают соглашение как серьёзный провал Биньямина Нетаньяху, который сталкивается с трудным внутренним политико-институциональным кризисом.
Озвученное Тель-Авивом в 2021 году намерение превратить “Соглашения Авраама” – договор о нормализации дипломатических отношений с ОАЭ, к которому затем присоединились Марокко, Иордания и Египет – в «арабскую НАТО» против Ирана ещё тогда было расценено Египтом и Эмиратами как «преждевременное». Кстати говоря, Каир и Анкара тоже являются партнёрами стран ШОС по диалогу. Дипломатическая нормализация с Эр-Риядом была бы важной для Израиля с точки зрения не только её антииранской ценности, но и палестинского вопроса и вопроса Восточного Иерусалима. Как пишет Институт исследований национальной безопасности (INSS), мозговой центр близкий к израильской военной разведке Aman, пекинские соглашения как стремление Пекина вести с Москвой дискуссии о «безопасности в Персидском заливе» являются лакмусовой бумажкой роста китайской дипломатической деятельности. В условиях нынешней международной ситуации и «тенденции к разрядке» в регионе Тель-Авив должен избегать шагов, которые могли бы вызвать эскалацию региональной напряжённости, в том числе по палестинскому вопросу, чтобы не оказаться в дипломатической изоляции.
Издания Haaretz и Jerusalem Post считают, что зависимость от союзника в лице Штатов, пусть и остаётся необходимой, в условиях китайско-американского соперничества обуславливает отношения между Израилем и Драконом.
Израильская поляризация
Свою роль играет и внутриполитическая поляризация: в марте прошли массовые протесты против предложенного правительством проекта реформы судебной системы. Исполнительная власть оказалась заложницей национал-религиозных партий – малых партнёров по коалиции, которая располагает 64 из 120 мест в Кнессете. Столкновение вокруг реформы задело и партию Нетаньяху “Ликуд”, вызвав критику в военном аппарате и аппарате безопасности. Также оно привело к конфликту с судебной властью: по итогам реформы правительство смогло бы преодолевать судебные решения, тем самым ограничивая юридическую защиту арабского компонента израильского населения и предоставляя преимущество “партии поселенцев”. Вдобавок военный аппарат и аппарат безопасности противятся созданию “национальной гвардии” – полувоенной силы под контролем Министерства безопасности, а не полиции.
Как пишет Le Monde, фронда анти-Нетаньяху представлена «частью светской элиты» Израиля, «преимущественно ашкеназской», то есть родом из Восточной Европы, которая считает «отталкивающей» коалицию с опорой на «ультранационалистические и религиозные партии», сформировавшуюся после выборов в ноябре. Её провокации на Храмовой горе питают палестинский активизм и противоречия с арабским меньшинством.
Результат “двадцатилетней войны”
Запуск ХАМАСом порядка 40 ракет с территории Южного Ливана, контролируемого Хезболлой, и ограниченный ответ со стороны Израиля были интерпретированы саудовскими источниками как «закодированный сигнал» ливанской партии-милиции: она напомнила Тель-Авиву собственные “красные линии”, то есть потенциал сдерживания, в контексте пекинских соглашений, подписанных её спонсором Ираном. Часто средневосточная политическая логика является скорее эклектичной, а не прямолинейной; по мнению Le Monde, решение Хезболлы «позволить ХАМАСу действовать» является косвенным предупреждением о возможности увеличить или, наоборот, понизить градус противостояния в ответ на действия Израиля.
Если дефиле Пекина в Персидском заливе представляет собой «крупный шаг», наряду с китайской политикой «двойной опоры» подрывающий доктрину Картера (см. “Тирпиц и Каутский в Пекине” в этом номере газеты), в региональном плане разрядка между Эр-Риядом и Тегераном, вероятно, знаменует собой переходный момент в рамках процесса, который можно определить как двадцатилетняя война. Открывшись в 2003 году вместе с американским вторжением в Ирак, она глубоко изменила региональную структуру и обострило традиционное соперничество держав с двух противоположных берегов Персидского залива. Крах режима суннитского меньшинства Саддама Хусейна в Ираке, а затем колебания политики Вашингтона с 2011 года, с точки зрения нефтяных монархий, особенно саудовской, питали экзистенциальные угрозы, в частности, экспансию иранского влияния вплоть до бассейна Средиземного моря, державное восхождение Турции, которая недавно спустила на воду свой первый лёгкий авианосец “Anadolu”, и активизм богатых Эмиратов.
Кантонизация четырёх государств региона (Ирака, Ливии, Сирии и Йемена), от одного до двух миллионов смертей и несколько десятков миллионов беженцев и внутренне перемещённых лиц – таков итог двадцатилетия 2003–2023 годов.
Апрель 2023 г.
Leave a Reply